«В цейтноте может рухнуть самое хорошее по архитектуре шахматное здание»,— пишет Сало Флор, и возразить тут нечего.
«Каждому шахматисту приходилось проигрывать блестящие партии из-за грубой ошибки в цейтноте»,— с горечью констатирует Бент Ларсен, и он знает, что говорит.
Блестящий замысел — полдела. Успел ли мастер его осуществить — это много важнее… Особенно если один из партнеров явно превосходит другого в каком-то элементе шахматного искусства, как было, например, в претендентском матче 1971 года Фишер — Ларсен, когда американский гроссмейстер оказался гораздо сильнее в расчете вариантов и загонял Ларсена в острейшие цейтноты. Замыслы датчанина выглядели по обыкновению оригинально и красиво, но он нервничал и не успевал доводить их до конца.
Цейтнот- нехватка времени в шахматах
В цейтноте совершается наибольшее количество ошибок.
Борьба нередко становится прямолинейнее и беднее. Ошибки эти тяжелей воспринимаются теми шахматистами, которые стремятся к максимально «правильной» постановке партии,— ведь просмотр, совершенный в условиях нехватки времени, поверхностный план или выжидание в ситуации, требующей энергичных действий, нарушают целостность игры.
Дорожа каждым своим ходом, отыскивая в позиции наилучшие продолжения, вы рискуете попасть в своеобразный замкнутый круг: такой метод требует раздумья, а в решающий момент, когда, казалось бы, задачи ясны и цели определены, именно нехватка времени может свести все усилия на нет.
Возможность цейтнота шахматисты учитывают всегда. И те, для кого нехватка времени — норма, и те, кто играет сравнительно быстро. Дело в том, что цейтнотная обстановка возбуждающе действует на обоих партнеров. Причем нередко имеющий времени вполне достаточно начинает ошибаться как раз в цейтноте соперника. Этот феномен не остался без внимания. Собственный цейтнот как своеобразное психологическое оружие пытался когда-то применять Решевский. Насколько оно опасно, испытали на себе даже такие уверенные в своей силе шахматисты, как Ботвинник и Фишер. Все же чаще Решевский сам оказывался жертвой подобной стратегии. Во всяком случае, немало трагических ошибок совершено им как раз «на флажке».
В прошлом звание «короля цейтнотов» прочно удерживал Фридрих Земиш — «дремлющий Земиш», «медлительный Зе- миш». Странно, но факт: он преображался, лишь выступая с сеансами одновременной игры не глядя на доску. В этих экстремальных условиях, когда медлительность была бы простительна, Земиш действовал быстро и уверенно. Техника проведения им партий вслепую заслужила похвалу самого Алехина. В турнирах же все обстояло по-иному. Как-то Капабланка почти на час опоздал к началу встречи с Земишем. Извинившись, сделал ход, встал из-за столика и шепнул кому-то из участников: «Теперь, кажется, я могу позавтракать!» К середине игры Земиш уже испытывал недостаток времени, и в конце концов флажок у него упал.
Ну а сам Капабланка? В молодости кубинец играл быстро и легко. С годами легкости поубавилось, но медлительностью в принятии решений он никогда не страдал. В цейтноте действовал изобретательно и четко. Примером может служить драматический финал партии с Ботвинником из III московского международного турнира 1936 года. Ботвинник имел подавляющее преимущество, но все время до победы оставался какой-то маленький шаг. Перед контролем, когда зависли флажки, Ботвинник несколько раз упустил выигрыш, а затем, возможно обескураженный упорством соперника, и ничью. Роковым сороковым ходом…
Четыре десятка лет спустя Михаил Моисеевич вспоминал: «За доской Капабланка держался с достоинством, он умел и выигрывать, и (это бывало редко) проигрывать. Все же недостатки в его шахматном воспитании были. Так, меня не сколько шокировало, когда в проигранных позициях при цейтноте противника он начинал играть блиц (у самого-то время на часах оставалось!) в надежде на цейтнотный промах партнера, а блиц он играл великолепно. Но как это осуждать? В этом состоял последний шале!» 
Сохранить в цейтноте уверенность не просто. Наверное, поэтому запоминаются и передаются из поколения в поколение рассказы об игроках, умеющих справляться со своими нервами в цейтнотной горячке. Таким, если верить современникам, был Ласкер. В 30-е годы среди советских мастеров выделялся талантливый москвич Николай Дмитриевич Григорьев. Своих главных успехов он добился в исследовании пешечных окончаний. В практической игре участвовал редко, отсюда и цейтноты. Но, испытывая недостаток времени, Григорьев действовал так, будто ничего особенного не происходит. Не обращая внимания на то, что флажок на часах вот-вот упадет, он неторопливо и без суеты обдумывал очередной ход… Время, казалось, его не заботило, и, надо признать, такая манера действовала на соперников обескураживающе.
Значит, на силу игры некоторых шахматистов цейтнот не влияет? Влияет. Влияет на всех… На одних в большей степени, на других в меньшей, но всегда человек играет в цейтноте не так сильно, как мог бы. Родился даже специальный термин — «цейтнотные потери». Потери не только для потерпевшего поражение, в чем-то проигрывает все шахматное искусство. «Здесь течение борьбы искажено цейтнотом» — сколько приходится читать таких примечаний! У ораторов в диспуте вдруг перехватило горло, аргументы их утратили ясность, а истина так и осталась невыясненной…
— Как-то я комментировал одну из своих партий,— рассказывал Эдуард Гуфельд,— в которой после многочисленных жертв и контржертв оба соперника попали в жесточайший цейтнот. Правда, к моменту цейтнота у меня не хватало ферзя за ладью, и положение было безнадежным. Я написал, что дальнейшая часть партии в комментариях не нуждается, ибо… мне удалось в условиях цейтнота свести встречу вничью.
Как бороться с цейтнотами?
Цейтнот — зло, порожденное изобретением Уилсона. Но появление часов диктовалось всем ходом развития шахмат. Так что назад дороги нет. Можно ли в таком случае бороться с цейтнотной болезнью?
Можно, говорил еще Роберт Фишер. «Я оставляю себе минут десять на обдумывание последнего хода перед откладыванием партии». Мера эта неплохо послужила американскому гроссмейстеру, хотя полностью избавиться от цейтнотов ему, естественно, не удалось.
Можно, считает и Лев Полугаевский. Следует просто быстрее играть в начале партии. Конечно, эта стадия очень ответственна, но если шахматист подготовлен к турниру, шансов успешно и в короткий срок справиться с дебютными проблемами у него больше — тщательнее готовьтесь к соревнованиям, и вы не будете попадать в цейтноты!
Можно, подтвердил и Михаил Ботвинник. В своей знаменитой школе, воспитавшей многих видных ныне гроссмейстеров, он предлагал подопечным играть партии, в которых главное внимание уделялось распределению времени. Пусть даже с известным ущербом для шахматного содержания, не таким уж и большим к слову… Эту идею Ботвинник предложил еще в конце 30-х годов, ему самому не раз приходилось ею пользоваться. И успешно: вырабатывается весьма полезный стереотип в обращении с часами, постепенно находится наиболее оптимальный ритм игры. Не всем мастерам метод Ботвинника пришелся по вкусу, некоторые известные шахматисты отнеслись к нему критически, но факт остается фактом: большинство выпускников школы Ботвинника, среди которых Анатолий Карпов, Гарри Каспаров, Артур Юсупов, Юрий Балашов, любят и умеют играть быстро, что само по себе служит гарантией от цейтнотов.
Проблемы контроля времени в шахматах
В общем, проблемы контроля и регламента в шахматных соревнованиях, несмотря на цейтноты и несомненно усложнившееся откладывание партии (запись хода, многочасовые анализы, введение особого дня доигрывания), можно было бы считать решенными.
Однако дискуссии, возникающие периодически в шахматной печати, отдельные высказывания мастеров и гроссмейстеров, ясно показывают, что беспокойный мир шахматистов пока удовлетворен не полностью.
Во-первых, конструкция самих часов. По существу, она осталась такой, какой была сто лет назад. Часы измеряют шахматное время с той же степенью точности, а при нынешнем, до предела уплотненном, ритме борьбы порой все решают даже не секунды, а их доли! Это значит, что результаты соперничества волей-неволей искажаются. Не случайно в большинстве видов спорта, где имеет значение фактор времени, измерение его производится с помощью высокоточной электроники. Конструирование таких часов поставлено на повестку дня.
Во-вторых, так ли уж оптимальны пять часов игры на 40 ходов, как принято сегодня в подавляющем большинстве мастерских соревнований? Да, контроль этот шахматисты выстрадали в жестокой борьбе. Но когда велась эта борьба? В конце и начале века! Тогда, собственно, только создавалась современная теория шахмат, мастера были вынуждены с первых ходов отыскивать продолжения, которые даже перворазрядники теперь воспроизводят автоматически, поскольку известны общие принципы. 
Многие поединки «начинаются» еще в кабинетной тиши, и первые 10—15 ходов в некоторых дебютах освоены партнерами задолго до того, как пущены часы. На это обратил внимание еще в конце 60-х годов югославский гроссмейстер Александр Матанович, высказавший ряд интересных соображений:
— Фактор времени сегодня не является тем, чем он был сто лет назад. В наши дни путешественник пересекает Атлантический океан за несколько часов. Очевидно, что нынешние пять часов значат гораздо больше, чем сто лет назад. Даже традиционный японский театр, представления которого продолжались раньше по семь часов, должен был приспособиться к новым условиям. Не назрела ли необходимость определенных уступок любителям шахмат, шахматной публике? Нельзя изолировать шахматы от живой. жизни, их окружающей. Зритель, который пять часов проводит в турнирном зале, чтобы дождаться объявления «партия отложена», может уже не прийти на доигрывание…
Сходные мысли не раз высказывал Давид Бронштейн. Именно с его легкой руки в шахматах появились невиданные ранее регламенты. Скажем, такой: 1 час 45 минут на первые 40 ходов, а затем по 30 минут до окончания встречи каждому из участников. Тут использована идея, предложенная еще известным русским шахматистом Карлом Янишем,— ограничить время проведения сразу всей партии. В середине прошлого века она показалась чересчур смелой, ждать пришлось сто с лишним лет…
Турниры с так называемым укороченным контролем времени проводятся повсеместно. И на довольно высоком уровне. Для кого-то они служат средством специальной тренировки, для кого-то формой популяризации шахмат, для кого-то просто возможностью отдохнуть в привычной атмосфере перед более серьезными испытаниями. Понятно, что у подобных состязаний есть и своя специфика.
— Я сыграл как-то в Дании турнир с контролем — час на партию каждому,— рассказывает Марк Тайманов.— Выступил неплохо, занял второе место за Бентом Ларсеном. Но первая партия запомнилась надолго. Имея подавляющий перевес, я недоумевал, почему противник не сдается. И в этом состоянии недоумения просрочил время. Психологически я был совершенно не готов к игре «на флажке»… Пришлось внести серьезные коррективы в распределение времени. Казусов больше не было. А соревнование мне очень понравилось.
Готовы ли вправду шахматисты пересмотреть регламенты для своих встреч? Стоим ли мы в преддверии коренных реформ или переживаем извечную временную спираль? Кто возьмется исчерпывающе ответить на эти вопросы! Как говорится, поживем — увидим. На коренные реформы шахматный мир всегда шел с большой осторожностью. Вспомним, сколько сумятицы вызвало появление самих шахматных часов… Вот и Тайманов говорит:
— Я люблю шахматы и готов играть по любому регламенту. Но что касается крупных, серьезных соревнований, тут я не согласен на кардинальные изменения. Существующий контроль времени себя не изжил.